Снегирёв десять дней провел в плену у сомалийских пиратов. Это стало главным достижением его жизни. Над траулером, на котором Снегирёв ходил по морям, гордо реял либерийский флаг. Но однажды ночью его сорвали. На катере подплыли вооруженные сомалийцы и навели свои порядки.
После освобождения, у себя на Родине Снегирёв стал знаменитостью. Никто из мужиков в его глухом таежном поселке в сомалийском плену не находился ни минуты. А он – целых десять дней. Таким образом, он стал завидным женихом. Можно сказать, что на Соне он женился благодаря вооруженным сомалийцам.
Но вскоре оказалось, что сомалийский плен – ничто по сравнению с совместной жизнью с Соней. Он снова попал в плен. Тотальный контроль. Постоянные упреки. И никаких надежд на помощь со стороны. Сидя в душном трюме, он верил, что его кто-нибудь освободит. Внесет выкуп. Возьмет штурмом. Сейчас же его никто выкупать или штурмовать не собирался. Молчали и российские дипломаты. Более того, молчала ООН. До Снегирёва никому не было дела кроме Сони. Он ощущал себя покинутым. Ему никто не носил передачи. Его изможденный профиль не мелькал в телевизионных новостях. Сил не было даже на развод. Двое детей, как два якоря, лишали его свободы передвижения. Подорванное здоровье не позволяло ему снова выйти в море и сдаться в плен сомалийцам.
Положение спасли сын и дочь. Излюбленным их делом стала игра в сомалийских пиратов. Они разукрашивали свои лица углем и носились по двору с дикими воплями. И Снегирёв иногда к ним примыкал. В эти минуты он снова чувствовал себя свободным. И Соня наконец оценила его. Правда, она думала, что муж заботится о детях. Играет. А ведь никто из поселковых мужиков со своими детьми не играл. Почти все предпочитали игры поинтереснее. С техническим спиртом, самогоном. На худой конец – с водкой. А Снегирёв играл с детьми. И поэтому контроль со стороны жены стал менее тотальным, упреки – более редкими. Жить стало можно.