В прошлом году в псковских СМИ проскочила информация, что вышел новый роман «Пейзаж после молитвы». Были даже люди, которые обиделись на то, что я не пригласил их на презентацию.
Это была непроверенная информация. Никакого законченного произведения на тот момент не существовало.
«Пейзаж после молитвы» тоже завершится сочинской олимпиадой. Но не сном, а тем, что там будет на самом деле. И это значит, что книга ещё не дописана.
Будет там и сумасшедшая эстафета олимпийского огня, и протестная эстафета из митингов, и губернаторская «вилла в Ницце», и много чего ещё… Однако если «Копи царя Салтана» имели подзаголовок: «История утраченной любви», то в продолжении надо бы высокопарно написать: «История обретённой любви». Если получится, оба романа будут изданы в этом году под одной обложкой.
При этом важно отметить, что в «Пейзаже после молитвы» по-прежнему важную роль играет тема «государственного православия». Более того, она становится главной, а связующим звеном между всеми главами и частями является личность Льва Толстого, о котором герой книги пишет статьи.* По этой причине в «Пейзаже после молитвы» действие всех нечётных глав происходит сто с лишним лет назад, при жизни Льва Толстого и Иоанна Кронштадтского. Именно по этой причине некоторые из этих глав и предлагаются вашему вниманию начиная с № 2 (227) «Городской среды». Иначе говоря, главы 1, 3, 5, 7 и т. д. – это одно целое, потому что действие в главах № 2, 4, 6 и т.д. происходит в наше время и время их публикации ещё не пришло.
Для начала: рифмованный текст, который я написал лет семь назад и строчка из которого дала название книге: «Пейзаж после молитвы».
Прибрежное царство, задумчивый парк…
Это пейзаж после молитвы,
Когда исчезают сказки и мифы.
А далее – ночь. Ночь, но не мрак.
В море любви – острые рифы.
За рифами – мель и печальные пляжи.
А волны вокруг – беззастенчиво пляшут,
Сегодня они что-то очень игривы.
Сегодня вообще день особенный, словно
Всё то, что молчало – срывается разом
На крик… Да покинет нас разум
Хотя бы на час в этом царстве бессонном.
Потом и расстаться нам было бы легче.
Кто знает, возможна ли новая встреча?
Алексей Семёнов.
Адское зелье и Мучительный выбор, Часть 1, http://pskovcenter.ru/display.php?type=article&id=1612
Искажённая действительность и Мучительный выбор, Часть 2,
http://pskovcenter.ru/display.php?type=article&id=1617
ПЕЙЗАЖ ПОСЛЕ МОЛИТВЫ
1.
- Не пора ли нам всем проснуться? - нахмурился Серебренников и принял театральную позу. – Сколько можно злодею небо коптить? Пора действовать. Не для того ли Господь даровал человеку волю? Слишком долгое безвольное ожидание только озлобляет людей. Если бы графа Толстого не стало завтра-послезавтра – сколько душ было бы спасено!
- Легко сказать: «действовать», - вскочил с места Пискунов. Хмуриться он умел не хуже Серебренникова. – Не можем же мы его взорвать, как безбожники взрывают градоначальников и министров? К тому же, разве Церковь молчит? Разве голоса лучших людей не звучат громом небесным? Никто не может упрекнуть Церковь в безумном смирении.
- Пискунов, вы всё сводите к словам. Но одних слов мало. Слова, не подкреплённые делами, меняют свой смысл на противоположный. Если граф – исчадие ада, то кого жалеть?..
Серебренников торопливо подошел к низкому окну, за которым рос куст сирени. Сирень давно отцвела. Куст отбрасывал ненужную тень. Полмесяца цветения за год – не слишком ли мало?
Серебренников не первый год собирался сирень спилить, но всё руки не доходили.
Сердито отвернувшись от окна, Серебренников продолжил внезапно осипшим голосом:
- Но вы правы в одном – уподобляться безбожным злодеям-социалистам было бы страшно грешно.
- И всё же объясните – что такое для вас действие? – Пискунов был человек дотошный. Недоговорённости его раздражали.
- Действие? Решительное движение вперёд. Вопрос надо ставить так: либо граф - исчадие ада, и значит поступать с ним надо безжалостно. Либо отец Иоанн Кронштадтский жестоко заблуждается, и тогда нам надо от него отвернуться и заткнуть уши… Вы готовы отвернуться от отца Иоанна?
- Тогда уж спросите меня – готов ли я отвернуться от Господа Бога.
- Опять же это пока что только слова. Допустим, вы не готовы отвернуться от Господа. Но чем вы докажете свою истинную принадлежность к Церкви? Одними молитвами? И без вас есть кому молиться.
- Без каждого из нас мир не полон, а любая молитва звучит тише.
- Слова вы, Пискунов, научились произносить звучные. Но что в них толку? Поставлю вопрос ребром: если Толстой прекратит смердить – обрадуетесь ли вы? Станет ли вам легче?
- Ну, конечно же. Вы сомневаетесь?
- Не сомневаюсь. Осталось добавить недостающее звено. Превратить волю Божью в закон, и привести его в исполнение.
Серебренников подмигнул, опустив свою длинную узкую ладонь в тарелку с малиной. Ладонь быстро сжалась, зачерпнув несколько крупных ягод. Через полминуты его губы стали все малиновые, отчего каждое слово, вылетавшее изо рта, приобретало какой-то дополнительный смысл.
- Начнём с письма, - сказал Серебренников, сосредоточившись. - Напишем «покайся, грешник». И так далее. Но чтобы граф всё понял правильно – добавим что-нибудь вроде «еретиков нужно убивать. Смерть на носу»… Ведь она на носу? Как представлю его мужицкий нос, так тошно становится.
Пискунов скептически покачал головой:
- И после этого вы упрекаете меня в том, что я ограничиваюсь одними словами? Это же детские игры. «Смерть на носу»… Гимназические штучки… Мы уже давно не гимназисты.
- Я же не говорю, что мы на этом остановимся.
- Граф и без нас подобных писем, наверное, получает немало. Честных людей, слава Богу, в России ещё предостаточно.
- Повторяю, Пискунов: мы, в отличие от всех остальных честных людей, на этом не остановимся. Ведь понятно же, что грешник не покается. Тогда мы ему пришлём посылочку. Дадим ему ещё один шанс. А в посылочке той будет… Правильно, верёвка. Не думаю, что граф при получении посылочки воспользуется советом, но я бы всё же в сопроводительной записке написал… э-э-э… допустим, «не утруждая правительство, можете сделать сами, нетрудно… Этим доставите благо нашей Родине и нашей молодежи». Как вам? Пойдёт?
Серебренников расхохотался. Давно ему не было так весело.
- А подпись поставим такую: «русская мать», - продолжил он изощряться. – Пискунов, хотите стать русской матерью?
Серебренников прямо задрожал от смеха.
Продолжение следует
Алексей СЕМЁНОВ