Тень всех живых. IХ

(Продолжение. Начало в №№ 298-302). Скатову повезло. Летящий камень попал ему всего лишь в плечо, впрочем, причинив сильную боль. К этому времени Никита Андреевич уже приводнился. И опять-таки, была большая вероятность, что он ударится затылком. Но он упал как раз между двух больших камней. Полностью вымок и мгновенно приобрел довольно жалкий вид. А когда выбирался из ручья - его неожиданно окликнули...

Эта книга написана очень давно. Тогда я ещё преподавал историю и журналистикой не занимался. На гонорар от этой книги, полученной в одном московском издательстве, я купил свой первый компьютер, сканер и принтер. И продолжение, по просьбе издателей, писал уже не на печатной машинке, а на компьютере. Всё складывалось как нельзя лучше. Мне в издательстве показали обложку книги (она должна была выйти в двух вариантах – в твёрдом и мягком переплётах). Но потом всё резко изменилось. Издательство приостановило выпуск серии, в которой должен был выйти роман «Тень всех живых». Права на издание я уступил на два года, но когда стало понятно, что серия выходить не будет, издатель устно разрешил мне издавать роман там, гдё я пожелаю и даже прислал мне вёрстку книги. Но так получилось, что книга не издана до сих пор. Я занялся журналистикой, и тема «исторического детектива» меня уже мало интересовала. Эту книгу читали разве что некоторые мои коллеги по лицею и несколько близких мне людей. Кроме того, существует продолжение романа «Тень всех живых» (то самое, которое я написал по просьбе издательства. Называется – «Противоядие»). События этих двух романов разворачиваются с 1917 по 1941 годы. Предполагалось, что будет ещё и третий том, и действие этой пародийно-исторической эпопеи завершится в 1953 году. Но третьего тома уже точно не будет. Однако шесть частей, составляющие два романа, написаны. 1 часть – события накануне Октябрьской революции. 2 часть – Гражданская война, 1919 год. 3 часть – конец НЭПа, 1926 год. 4 часть – коллективизация. 5 часть – лето 1935 года, Ленинград. 6 часть – весна 1941 года (действие происходит на территории только что присоединённой Эстонии). Многое будет опубликовано в «Городской среде».

Автор


ТЕНЬ ВСЕХ ЖИВЫХ 

9

Скатову повезло. Летящий камень попал ему всего лишь в плечо, впрочем, причинив сильную боль. К этому времени Никита Андреевич уже приводнился. И опять-таки, была большая вероятность, что он ударится затылком. Но он упал как раз между двух больших камней. Полностью вымок и мгновенно приобрел довольно жалкий вид. А когда выбирался из ручья - его неожиданно окликнули. Скатов поднял голову - на берегу стоял Афанасий.

- Никак - оступились? - сочувственно спросил он.

- Да вот...

- Вы у нас будьте поосторожней. А то недолго и шею сломать.

- Постараюсь, - ответил Скатов, при этом подумав: "А сам-то ты что здесь делаешь?"

Словно отвечая на вопрос следователя, Афанасий произнес:

- Я к знакомому собрался, за сетью. Завтра на озеро.

- Одни или с близнецами?

- Один. А что?

- Ничего... - Никита Андреевич старался выглядеть спокойным. Но какое тут спокойствие. - Только почему в такой неурочный час за сетью?

- Некогда было раньше.

- Понятно.

Скатову показалось, что Афанасий смотрит на него как-то зловеще. Им было по дороге, и бывший кузнец, пока они шли, все время сдерживал свой шаг, слегка отставая. Скатов, замечая это, тоже шел медленнее. Не любил, когда идут за спиной. Особенно, если дело происходит августовским вечером в Спасском Посаде, а рядом -контуженный.

В кармане у следователя имелся "браунинг", но что там с ним стало после купания? Делалось прохладно. Планы Никиты Андреевича, само собой, изменились. Теперь бы только добраться до предоставленной ему квартиры и обсохнуть.

Город засыпал рано. Во многих домах уже погасили свет. Во всю прочищали глотку собаки, отмечая прохождение мимо двух посторонних.

Вроде бы неразговорчивый в обычное время, Афанасий вдруг стал таким любопытным и один за другим подбрасывал Скатову вопро¬сы, касающиеся смерти Белова-Лобова. Не нашли ли еще убийцу? Правда ли, что сыщика убили в другом месте, а тело подбросили? И так далее.

Скатов отделывался невразумительными ответами, краем глаза все время поглядывая на Афанасия. Думая при этом - добраться бы до квартиры без происшествий. Но если даже доберется - не случится ли что завтра? К примеру, будет он идти своей дорогой, а на него с небес или откуда-то еще упадет, допустим, рыболовная сеть. И все. Дальше некуда будет идти.

Так они и шли с Афанасием, пока не расстались у очередного перекрестка, к большому облегчению Скатова. А спустя час с не¬большим Глеб Рябинин был скручен и заперт в будку у пристани, проклиная все на свете, в особенности же - себя. Но, как известно, все обошлось. Впрочем, обошлось ли? Ведь это было, к сожалению, не последнее происшествие в славном городе Спасский Посад, в том числе и с участием Рябинина.

Вот если бы Глеб рискнул и сообщил о ночном кошмаре, а заодно и о найденном портфеле куда следует, желательно - Скатову, то все могло пойти по другому, Но он не рискнул. Его ведь предупредили -тетушке будет плохо. А он не мог этого допустить. Анастасия Федотовна, конечно, была иногда докучлива, случалось - слишком пле¬мянника баловала, так что даже его злила. Бывало - проявляла чрезмерную опеку, а то вдруг в один миг становилась раздражитель¬ной. Но что с того? Ясно же, что только любовь к племяннику руко¬водила ею. Это не самый лучший в мире руководитель, но тем более Глебу следовало отвечать достойно. В смысле, помалкивать.

Когда тетушка немного успокоилась, обрушив весь возможный набор упреков, Глеб, проявляя осторожность, решился прояснить ситуацию, поинтересовавшись:
- А что, Анастасия Федотовна, нету ли у вас врагов?

- Врагов? Каких врагов?! - Тетушка прямо-таки оторопела. Действительно, по отношению к Анастасии Федотовне это звучало дико. Враги. Нашел о чем спрашивать.

- Значит - нет.

- Ты это к чему говоришь? - неожиданно перешла в наступление тетушка.

- Да так...

И, забыв про осторожность, про то, что собирался беречь не только тетушку как таковую, но и ее нервы в частности, Глеб все ей рассказал. И о портфеле с конвертом, и о ночевке в будке. Разве что о воздушном змее не упомянул, том самом, что в виде летучей мыши. А зря.

Кстати, отреагировала Анастасия Федотовна вполне достойно. В обморок не грохнулась. Лишь за голову схватилась и присела где стояла.

Глеб сбегал за водой. Через несколько минут можно было продолжать разговор.

- Я так и думала, - первое, что произнесла Анастасия Федотовна, сильно удивив Глеба. - Я так и думала, что добром дело не кончится.

- Это вы о чем?

- Как - о чем? О том, что жил тут у меня один постоялец. Ты не думай, как положено жил, с ведома властей. И вроде бы порядоч¬ный. Другого бы я не пустила. Книжки целыми днями читал.

- Ссыльный? - почему-то спросил Глеб.

- Но совсем... - замялась Анастасия Федотовна. - Что-то такое давно с ним случилось, но это когда было... Да и времена нынче не те. Из тюрем всех повыпускали.

- Так значит, он все же в тюрьме сидел?

- Упаси Боже... Это я так сказала. Ляпнула... Ни в какой тюрьме он, конечно, не сидел, но был, как бы тебе сказать... идейный, вот. Идейный. Между прочим, приехал к нам книгу писать.

- И почему же вы тогда говорите, что добром дело не кончится? Из-за книги?

- Потому что вначале все было тихо-мирно. А потом пошло-поехало. По ночам вокруг дома люди стали какие-то ходить, в окна стучаться. Палисадник весь истоптали. Ты не думай, я Николаю Лавреньтевичу, - так жильца моего звали, - все высказала. Мне такие жильцы не нужны. Он спорить и обещать ничего не стал, а извинился, взял и съехал.

- Из дома или из города?

- Больше я его не видала.

- И давно это было?

- Да больше месяца прошло. В июне.

Кажется, кое-что разъяснилось. Каша заварилась из-за Николая Лаврентьевича, по всему видно - революционера, Рябинин скривился. Не любил он революционеров. Да и за что их любить? Возможно, именно из-за них и война никак победой не завершится. Ведь всяко¬му ясно, что Антанта сильнее... Выходит, тут политика замешана. А Рябинин и политику не любил. Ему казалось, что все в политике не по-настоящему. Другое дело - полярники, авиаторы, военные. Даже поэты. Да, да, и поэты. Они пишут о настоящих чувствах. А политики... Фракции, резолюции, петиции...

Глеб стал вспоминать - что именно было сказано, когда его освобождали. Дословно. "Беспокойный мы народ". "Живи". "Наше дело сделано". "Помешать ему ты уже не сможешь". Что же такое сделано? Надо бы разузнать. Может, в местной газете "Спасо-посадский городской листок" об этом пишут? Если происшествие серьезное.

Оставив ненадолго в покое Анастасию Федотовну, Глеб взялся за сегодняшнюю газету. Так, что тут есть...

" Вчера в доме купца Пятернева состоялось очередное заседание археологического общества. С отчетным докладом по теме "Коллекция археологических памятников и древний облик города" выступил действительный член общества, видный ученый С.А. Салмин..."
Нет, не то...

" С 1891 года трудится на ниве просвещения скромный спасо-посадский учитель А.В. Виноградов. Начинал в земской школе, сеял разумное, доброе, вечное среди крестьянских детей... последователь графа Л. Н. Толстого, бескорыстный и безгранично преданный своему делу,.. гуманист до мозга костей...""

Нет, это тем более не то.

" Лекция на тему "Английская игра футбол и ее роль в физическом воспитании подрастающего поколения". Лектор со ст. Дно Ю. В. Пузырев."

Происшествием и не пахнет. Разве что во время лекции мячом окно разобьют.
Или " Коммерческий дом "Тиханов и сыновья" предлагает всем желающим свои акции по умеренной цене.

Коммерческий дом славен своей благотворительностью и снискал у сограждан репутацию надежного компаньона..."

Рябинин подумал, что время сейчас не для акционирования. Слишком уж беспокойное. Тем более что и денег у него нет. Как это люди вкладывать деньги не боятся? Строят, землю покупают. А враг-то уже под Ригой. Хорошо что Рига неприступна и, вероятно, именно оттуда и начнется победоносное шествие на Берлин...

Похоже, в "Спасо-посадском городском листке", выходящем, кстати, два раза в неделю, никакие происшествия местного масштаба не упоминались. Вести с фронтов не в счет.

Рябинин невольно зачитался перепечаткой из петроградской газеты. "Из выступления на Государственном совещании генерала Алексея Максимовича Каледина".

"... Служа верой и правдой новому строю, кровью запечатлев преданность порядку, спасению родины и армии, с полным презрением отбрасывая провокационные наветы на него, обвинения в реакционно¬сти и контрреволюции, казачество заявляет, что в минуту смертель¬ной опасности для Родины, когда многие войсковые части, покрыв себя позором, забыли о России, оно не сойдет со своего историчес¬кого пути служения Родине с оружием в руках на поле битвы и внутри в борьбе с изменой и предательством".

Глеб приостановил чтение. Неужели все так серьезно? И ведь говорит не политик какой-то, не министр-социалист. Генерал.

"С глубокой скорбью отмечая общее расстройство народного орга¬низма, расстройство в тылу и на фронте, развал дисциплины в войсках и отсутствие власти на местах, преступное разжигание вражды между классами, попустительство в деле расхищения государственной власти безответственными организациями /так их, политиков/,.. отмечая центробежное стремление групп и национальностей, грозное падение производительности труда, потрясения финансов, промышлен¬ности и транспорта.../Аплодисменты на всех скамьях, возгласы:"Браво!"/

В грозный час таких тяжких испытаний на фронте и полного развала от внутренней политической и экономической разрухи страну может спасти от окончательной гибели только действительно твердая власть, находящаяся в опытных умелых руках /возгласы справа:" Браво, браво"./

Генерал Каледин покидает трибуну при неслыханном волнении в зале. Правая и часть центра бурно рукоплещут. На левой возгласы протеста и возмущения. Волнение долго не утихает. Поднимается А. Ф. Керенский. Левая встает как один человек и устраивает министру-председателю бурную овацию".

Вот значит какие творятся дела. А в Спасском Посаде чествуют учителя-гуманиста, до мозга костей чествуют...

На минуту Рябинин забыл, что в уездном городе происходит и кое-что иное. Собственное перебинтованное запястье тому дока¬зательством.

"Слава Богу, революция в России уже случилась. Кажется, свергать больше некого, - подумал Глеб. - А это значит - наступает время решительных людей, которым разрушать ничего не надо".

Эту мысль Рябянин, похоже, тоже где-то вычитал. Но это было неважно.

Дорогая Аннушка!

Знали бы Вы, как я по Вам соскучился. Только здесь, в глубо¬ком тылу врага, скрываясь под чужой фамилией, прикрываясь чужой биографией, я понимаю - как важно для меня все настоящее. И что же может быть более настоящим, чем моя любовь к Вам?

Вы меня спрашиваете - почему мои письма , судя по штемпелю, отправляются не с фронта? Спешу объясниться - я передаю их за линию фронта, в Россию, с помощью тайных агентов. А они уж, перебравшись к своим, отправляют письма дальше обычной почтой.

Любящий Вас Глеб Р.