Под гнётом

Время от времени в российской прессе появляются публикации о «пользе трудностей». Начинали с пустяков, с того, что писали о пользе самоограничений, санкций… Смысл статей был в том, как половчее и потуже затянуть пояса и наслаждаться жизнью.

Но с некоторого времени всё чаще пишут прелестях (без кавычек) ГУЛАГа, подвалов ЧК и тому подобного. Недавно обозреватель «Литературной газеты» Александр Кондрашов написал о Варламе Шаламове. В соответствии с веяниями времени, обозреватель Кондрашов посчитал, что Советская власть оказала Шаламову добрую услугу – репрессировала. «Что советская власть уничтожила талантливейшего писателя? – спрашивает Александр Кондрашов и немедленно отвечает: - Не уничтожила, напротив, породила и в данном случае хранила».

Людей в лагерях, оказывается, не охраняют, а хранят. Как драгоценность. Бережно растят нового человека.

Сам Шаламов так не считал. Солженицыну он написал: «Помните, самое главное: лагерь — отрицательная школа с первого до последнего дня для кого угодно. Человеку — ни начальнику, ни арестанту не надо его видеть».

По логике Кондрашова, его самого, обозревателя «ЛГ», надо срочно, пока не поздно, отправить за решётку, чтобы сделать из него нормального журналиста. Ведь Кондрашов, кажется, не судим? Но, наверное, Александр Кондрашов свой случай видит как исключительный. То, что полезно Шаламову, Кондрашову будет вредно.

О так называемой пользе заключения писали не раз. Владимир Соловьёв в «Воспоминаниях о Достоевском» пересказывает свой разговор с Фёдором Достоевским.

«Мне тогда судьба помогла, меня спасла каторга, - рассказывал Соловьёву Достоевский. - Совсем новым человеком сделался... И только что было решено, так сейчас все мои муки и кончились, еще во время следствия. Когда я очутился в крепости, я думал, что тут мне и конец, думал, что трех дней не выдержу, и — вдруг совсем успокоился. Ведь я там что делал?., я писал «Маленького героя» — прочтите, разве в нем видно озлобление, муки? Мне снились тихие, хорошие, добрые сны, а потом чем дальше, тем было лучше. О! это большое было для меня счастие: Сибирь и каторга! Говорят: ужас, озлобление, о законности какого-то озлобления говорят! ужаснейший вздор! Я только там и жил здоровой, счастливой жизнью, я там себя понял, голубчик... Христа понял... русского человека понял и почувствовал, что я и сам русский, что я один из русского народа. Все мои самые лучшие мысли приходили тогда в голову, теперь они только возвращаются, да и то не так ясно. Ах, если бы вас на каторгу!»

Соловьёв отреагировал на такое предложение смехом: «Это было сказано до такой степени горячо и серьезно, что я не мог не засмеяться и не обнять его».
Однако не всякий способен в этом случае рассмеяться.

Александр Кондрашов рассказывает, что в пребывании за решёткой нет ничего страшного. Так было при Советской власти, так было при царе… Это, дескать, норма российской жизни, и не нам эти нормы подвергать сомнениям. Менять традиции.

Автор видит в массовых арестах большой смысл. Людей бросали в сталинские лагеря не просто так, а для «перековки». То есть это не нарушение элементарных прав, это не пытки, а всего лишь способ воспитания. Александр Кондрашов пытается убедить, что заключённые при Сталине жили совсем неплохо, даже хорошо – весело, сытно, участвовали в социалистическом соревнования между бригадами, издавали газету, проводили шахматные турниры. Чем лучше работали, тем лучше их кормили…

Но Александр Кондрашов пишет как-то неубедительно. Возможно, он так плохо работает потому, что его плохо кормят? Если бы он писал не для «Литературной газеты», а для лагерной стенгазеты, он мог набраться опыта, зажил бы бесконфликтной счастливой жизнью, Христа бы понял, русского человека понял бы, а потом, если бы выжил в лагерном раю, написал бы что-то вроде «Колымских рассказов» или «Братьев Карамазовых». А пока что ему приходится размениваться на дежурные тексты о пользе «малого зла», которое будто бы и не зло вовсе, а источник жизни.

Нет, не надо желать Александру Кондрашову такой доли. Прав Шаламов: лагерь — отрицательная школа с первого до последнего дня для кого угодно, и для Кондрашова в том числе.

Придётся обойтись без новых «Братьев Карамазовых».