Процессу над бывшим министром Улюкаевым уделялось внимания больше, чем он того заслуживал. Ничего принципиально нового во время процесса не произошло. Улюкаев не был в руководстве страны ключевой фигурой, а сомнительные судебные решения выносятся в российских судах постоянно, в том числе и судьёй Семёновой, которой досталось дело Улюкаева. Но с точки зрения Путина, судя по всему, процесс завершился удачно. Теперь на него можно ссылаться во время предвыборной кампании
Редакция
НАДЗАКОННЫЙ АКТ
Вообще говоря, это проблема веры. Веры, основанной на опыте. Опыте проживания в государстве или созерцания государства, в котором судебная власть жестко подчинена высшей власти и все приговоры по знаковым делам являются политическими. Так что уже и не имеет особого значения, кто кому давал взятку, кто заказывал убийство и кто украл всю нефть. Все приговоры заведомо неправосудны, поскольку диктуются политической целесообразностью.
Оттого рассуждения о чьей-то там вине носят чисто теоретический характер. Зато мысли о том, кого и почему у нас посадили в рамках громкого образцово-показательного процесса, весьма конкретны. Теоретизировать бессмысленно. Напротив, размышления о сути дела всегда полезны. Углубляясь в них, без особого труда постигаешь так называемую истину.
О том, принято ли у нас в правительственных кругах по завершении сделки заносить по кабинетам чемоданы с американской валютой, гадать без толку. Бог весть, что в этих кабинетах происходит и что скрывается в чемоданчиках-корзиночках, с которыми лучшие люди страны разъезжают в своих членовозах. То есть теоретически Игорь Иванович Сечин мог хоть ежедневно отгружать эти чемоданы полезным людишкам - ему не жалко, ибо валюта казенная.
Другой вопрос, мог ли Алексей Валентинович Улюкаев вымогать у главы "Роснефти" два лимона с изображениями американских президентов. Здесь тоже гадать нечего: не мог. Поскольку в негласной, но всем известной табели о рангах Игорь Иванович стоял гораздо выше простого министра.
Кстати, по этой причине и прокуроры, и суд, прочухавшись, исключили из дела обвинение Улюкаева в вымогательстве двух миллионов. Но если не было вымогательства, то как Сечин мог узнать о том, что министр просит у него денег? Никак не мог, разве что Улюкаев мягко напоминал ему о неких традициях, связанных с успешным завершением сделки. Однако тогда, расследуя эти жуткие злоупотребления, пришлось бы пересажать чуть ли весь кабинет министров и многих глав корпораций, начиная с Игоря Ивановича. Между тем никакого такого расследования вроде не ведется и все лучшие люди страны на свободе, так что не станем их зазря чернить.
Если же задаться вопросом о Сечине, о его человеческих качествах и номенклатурных возможностях, то ответ очевиден. Да, обозленный вялым противодействием министра при заключении сделки о приватизации "Башнефти" или части "Роснефти", Игорь Иванович, как мы его себе правильно представляем, мог возмечтать о страшной мести Алексею Валентиновичу. Типа заманить его к себе в офис, предварительно договорившись со своими чекистами, и вручить обреченному гостю чемоданчик с отравленными фруктами. То есть с валютой, вынутой из сейфа для оперативных нужд. Эта картина выглядит столь психологически и номенклатурно убедительной, что даже и не нуждается в уточнениях.
Просто таков Сечин, каким мы его знаем. Такова его репутация. Таково место, которое он занимает в государственной иерархии. Чуть ли не второй по значимости чиновник в России, он вполне мог договориться с первым о том, что министра экономического развития, много возомнившего о себе, следует устранить. И это не умозрительная схема, но совершеннейшая конкретика. А также ясное объяснение, почему Игорь Иванович так упорно не желал являться в суд и не явился.
Вообще углубленные размышления о сути дела помогают понять практически все, происходящее в тех судах, где вердикты выносит высшее начальство. Постигаешь, например, почему гарант Конституции вчера счел необходимым надавить на судью Семенову, намекнув ей, что следствие находится на единственно верном пути. И не удивляешься жестокому приговору, который она вынесла бывшему министру. И понимаешь, за что он пострадал.
Нет, не за то, что брал взятку: в рамках состязательного процесса этого не было доказано. Скорее уж было доказано, что ключевому свидетелю обвинения, отказывающемуся исполнять закон и приходить в суд, есть что скрывать и чего бояться. А за то пострадал Улюкаев, что посмел обозвать всемогущего Сечина провокатором и повиниться перед россиянами, обличив себя в равнодушии к их бедам. За то, что резко отделил себя от бывших сослуживцев и от руководства, управляющего судами в ручном режиме. За то, что дал волю своему гневу и презрению, которые оказались сильнее чувства самосохранения. Вот Владимир Владимирович и счел необходимым за день до вынесения приговора вмешаться в ход суда и подсказать Ларисе Семеновой, как ей поступить с Улюкаевым. Если она еще колебалась или даже склонялась к мысли, что судит в Замоскворецком районном кого-то не того.
Да, это проблема веры, основанной на опыте, и опыт подсказывает, что Алексей Валентинович сегодня расплатился за свою отчаянную смелость. Что он был обречен в лобовом столкновении с нефтяником, но выбор свой совершил сознательно, и теперь расплачивается за этот выбор. Не за взятку, которой, вероятно, не было. И потому осужденный достоин нашего уважения и нашего сострадания, при всей кажущейся несовместимости этих чувств. Униженный и оскорбленный в ходе политического процесса, он все-таки не дал себя сломить и растоптать. Моральная победа его очевидна, но больно думать о том, что, решившись дать бой системе, которой долгие годы служил верой и правдой, он едва ли не подписал себе смертный приговор.
Грани.ру
Илья МИЛЬШТЕЙН