«Здравствует ли по-прежнему наш богохранимый император?
- Здравствует».
Антонин Ладинский. «В дни Каракаллы».
Ещё до начала лекции «Антонин Ладинский - имя Пскова», которая проводилась 15 января 2021 года в читальном зале Центральной городской библиотеке Пскова, завязался спор: где ставить ударение в фамилии писателя? На первом слоге? На втором?
Привычнее, вроде бы, на втором. ЛадИнский. Но краевед Тамара Вересова напомнила, что псковский историк Михаил Зуев говорил, что на первом. Последовало возражение: Зуев много о чём говорил. Например, что Великие Луки
А потом началась лекция для немногочисленных присутствующих - с трансляцией на библиотеку города Дно. Слово взяла филолог и исследователь Светлана Тимофеева. В самом начале прозвучало стихотворение Ладинского «Всё может быть... на заседанье чинном // Мне памятник потомки вознесут...» В конце его есть рифма «Ладинский / латинской». По-моему, очевидно, что сам автор предпочитал ставить ударение на втором слоге.
Зато в СССР довольно долго эту фамилию предпочитали вообще не произносить - ни так, ни эдак. Он был белоэмигрант, воевал в войсках Деникина, жил в Египте, во Франции... В общем, «не наш человек».
Но, в отличие от многих других эмигрантов первой волны, Антонин Ладинский вернулся в СССР после смерти Сталина, а гражданство принял ещё раньше. Подробнее об этом читайте здесь:
А. Семёнов. Общепризнанная надежда. http://pskovcenter.ru/display.php?type=article&id=4550
Возвращение на Родину привело к тому, что историческую прозу бывшего деникинца стали издавать и переиздавать. «Голубь над Понтом», «В дни Каракаллы», «Слоны Ганнибала», «Анна Ярославна - королева Франции», «Последний путь Владимира Мономаха»... Это было ещё при Хрущёве и раннем Брежневе.
И всё же об уроженце Псковской губернии Ладинском (он родился в Порховском уезде на территории нынешнего Дновского района) в Пскове вспоминали не часто. Чинных заседаний потомки не проводили. Памятник не вознесли. Даже табличку на стену гимназии (нынешней школы № 1) не повесили. В этом была советская логика. Больше внимания уделялось его однокласснику Леону Поземскому - первому руководителю Псковской организации РКСМ. Поземский был красный, а Ладинский - белый, пускай и бывший.
Таблички на стене школы, в которой Антонин Ладинский проучился целых 9 лет, нет до сих пор. Зато о нём иногда вспоминают. И даже отгадывают загадки, с ним связанные. Одна из них заключалась в том, почему его имени нет в числе выпускников Псковской мужской гимназии?
Литературный краевед Светлана Тимофеева подробно изучила биографию Ладинского и историю его семьи.
Теперь мы знаем: Ладинский был второгодник. Как и Поземский. И как ещё один их одноклассник - Давид Зильбер (брат Вениамина Каверина, будущий учёный-гигиенист оставался из-за физики на второй год в 8-м классе). Этой теме Светлана Тимофеева посвятила часть своей лекции. Она изучила гимназические журналы за разные годы. Ладинский был ярко выраженный гуманитарий. В 7-м классе по истории имел «5», как и по-французскому. Зато по физике еле-еле получил «3», а по алгебре и того хуже - «2», по тригонометрии - «1». Так что в 7-м классе его решили оставить на второй год.
Интересно, что представляли из себя псковские гимназисты второго десятилетия ХХ века. Среди них были «левые» и «правые». Они не то чтобы враждовали, но вне гимназии не общались. Ладинский, в отличие от Поземского, принадлежал к «правым». Его отец Пётр Ладинский был - полицейский чин (полицейский надзиратель, полицейский пристав - дослужился до звания подполковника, стал надворным советником). Имя Петра Ладинского упоминается в связи с расследованиями нашумевшего уголовного дела (убийства в Крыпецком монастыре) и пресечением беспорядков в первую русскую революцию... Со службы он ушёл вскоре после февральской революции - 27 марта 1917 года.
Когда Антонина Ладинского оставили на второй год, отец перестал платить за его обучение. Будущего писателя из гимназии отчислили, но отношение к ней он иметь не перестал. В апреле 1915 года он «прошёл полное испытание» как постороннее лицо. Таким образом, педсовет постановил всё же удостоить аттестатами зрелости Зильбера, Поземского и Ладинского. Однако статус «постороннего лица» у Антонина Ладинского всё же остался. Это не помешало ему поступить на юридический факультет Петербургского университета, но вскоре он ушёл вольноопределяющимся на фронт. Шла Первая мировая война. Затем были Гражданская война, тяжёлое ранение, эмиграция (членство в масонской ложе «Северная звезда», публикации прозаических и стихотворных книг)... В 1946 году во Франции он получил советское гражданство, в 1955 году приехал в СССР, а незадолго до смерти - в 1961 году - вступил в Союз писателей СССР.
Сам Ладинский объяснял, что «воевал за белых, потому что любил привычный уклад жизни». Действительно, этот мотив был у многих противников советской власти. Но уже с начала 30-х годов многим стало понятно, что ничего революционного в СССР не осталось - кроме риторики. Сталин на новом этапе воссоздавал многие атрибуты Российской империи, избавляясь от революционеров - как политических, так и революционеров в искусстве. Сталину была важная не революция, а власть.
Восстановление патриаршества в СССР и прочие нововведения на фоне победы во Второй мировой войне привели к тому, что отдельные эмигранты стали возвращаться или хотя бы открыто проявлять симпатии к большевистской власти. Ладинский оказался среди таких симпатизирующих.
Ладинский был имперец. Об этом свидетельствовали и его книги, и его статьи. СССР он тоже воспринимал как прямую наследницу царской России. И Сталин в его глазах был «собирателем русских земель».
Антонин Ладинский вошёл в эмигрантский Верховный совет «Союза советских патриотов», встречался в Париже с Константином Симоновым. У Симонова была тогда важная задача: убедить самого известного русского писателя-эмигранта Ивана Бунина вернуться на Родину. Бунин отказался. Ладинский известным писателем не был и, вроде бы, отказываться не спешил. Но и возвращаться тоже не спешил - предпочитал наблюдать за происходящим со стороны. Писал очерки и примиряющие статьи («Советская государственность есть то, что мы должны понять и принять, как новую орфографию, чтобы наши печальные воспоминания о родных пепелищах и школьных днях превратились в один прекрасный день в новую реальность - единение с нашей страной...»). Иван Бунин упрекал Ладинского в использовании «большевистской орфографии». Но не только орфография привлекала в большевизме Ладинского.
В родные псковские места он вернулся незадолго до смерти. Приезжал в Пушкинские Горы, написал об этой поездке очерк... В его планах было написание воспоминаний о юности. Но сделать это он не успел. Его не стало в 66 лет - он умер в июне 1961 года.
Книги Ладинского продолжают издавать. Помнят и советский фильм Игоря Масленникова «Ярославна, королева Франции», поставленный по мотивам романа Ладинского. Но в Пскове в 2021 году в Пскове вы не обнаружите как их-то явных упоминаний об этом человеке. Таблички на школе, где он учился, по-прежнему нет. Дом, где он жил (на углу улицы Гоголя и К.Маркса) не так давно снесён... Как выразилась краевед Тамара Вересова, «гордума, городское управление культуры, вообще городская власть не знают истории города, не знают имён...»
Здесь, видимо, надо уточнить: не то чтобы не знают. Просто это для них «лишнее» имя. Как и многие другие имена. С Псковом связана жизнь огромного числа людей - белых, красных... Учёных, военных, писателей, артистов... Кто-то попал в «канон» и увековечен. Остальные находятся в стороне. В резерве.
Казус в том, что консерватор, традиционалист Ладинский (канон как раз и означает традицию) оказался за пределами этого канона. И это притом, что его жизнь - наглядное доказательство того, что происходило с нашей страной в ХХ веке.
Биография Ладинского полна внешних метаморфоз. Антисоветский человек превратился в советского, но внутренне вряд ли сильно изменился. Он остался сыном полицмейстера. И советскую власть любил всё больше и больше - несмотря на свою репрессированную семью. Его мать Ольга Владимировна и братья Владимир и Николай в 1935 году были арестованы и отправлены на строительство СУГРЭС в Свердловск. Николай выжил, а его брат и мать - нет. Самого бы Ладинского, не окажись он на Западе, непременно бы репрессировали. Но он предусмотрительно переждал сталинские годы в эмиграции.
И всё же Ладинский стал советским патриотом. Наверное, ему казалось, что следует быть выше «личных обид». Он всю жизнь интересовался историей, написал несколько исторических книг и сам вошёл в историю (в «Парижских воспоминаниях» он написал о Шаляпине, Бунине, Бальмонте...)
По всей видимости, Ладинский принадлежал к тому типу людей, которые готовы делегировать авторитарной (тоталитарной) власти слишком многое. В каком-то смысле, такие люди - политические дальтоники.
Как говорил один из героев его романа «В дни Каракаллы»: «Забавно! Вот мы все стали римлянами!» Ладинский, похоже, ощущал себя таким римлянином. Жизнь в Москве как в Третьем Риме была ему ближе, чем жизнь в изгнании. Благодаря таким людям империи держатся - но только для того чтобы потом распасться под тяжестью амбиций.
Алексей СЕМЁНОВ