«Кто мог - вырвался с семьею, кто не мог, оставил семью, мучаясь, чувствуя себя преступником, питая надежду, что, может быть, это ненадолго...»
Сергей Яблоновский (Потресов), «Из беженских скитаний».
В Центральной городской библиотеке Пскова писатель Владимир Потресов представил свою новую книгу «Александр Сергеевич Потресов. Семейная хроника. 20 век». Одушевлённых и неодушевлённых героев в книге больше, чем изданных экземпляров книги: люди, улицы, дома
«Страшно любопытные, карие, в густых ресницах глаза»
Семейные хроники бывают разные. В отечественной литературе это, например, «Семейная хроника» Сергея Аксакова. Но и книга «Наши» Сергея Довлатова - тоже семейная хроника.
В центре хроники Владимира Потресова его отец Александр Потресов. Учитывая то, что он был фотограф, оставивший огромное наследие, семейная хроника Потресовых связана с изображениями (художник-оформитель издания - Юлия Потресова, дочь Владимира Потресова). Книга вышла в издательстве «Пальмир».
У Александра Потресова была редкая возможность заниматься фотографией с детства. Первый фотоаппарат ему подарил отец в год 300-летия Дома Романовых, то есть в 1913 году.
Но вскоре произошла историческая катастрофа.
Дед Александра Потресова Сергей Потресов (он же - Сергей Яблоновский, он же - Ленчицкий, он же - Комар) был известным в дореволюционной России журналистом, критиком, эссеистом, переводчиком, общественным деятелем.
С большевистской Россией допетровский дворянин Потресов оказался несовместим и был даже приговорён к смерти, но сумел бежать. Вначале в 1918 году из Екатеринбурга в свой родной Харьков, а потом и в Ростов-на-Дону. Там его дети заболели тифом. Большевики наступали... Потресов, связанный с отделом пропаганды Добровольческой армии, на снисхождение рассчитывать не мог. Дальше дед Владимира Потресова бежал один - под чужой фамилией «Ленчицкий» в Новороссийск, в египетский Эт-Тель-эль-Кебире, в Париж...
Семью Сергея Потресова приютила писатель Маргарита Шагинян и её сестра Магдалина - художник и скульптор, к большевикам относившиеся с сочувствием.
Это не была случайная встреча с Шагинян. Одно время Мариэтта была почти членом семьи Потресовых. Потресов-Яблоновский знал её с 1906 года - с тех пор, когда она была подростком, явившемся в его дом с петицией. А потом и со своими стихами.
«Не успела я позвонить, как мне открыла, - вспоминала в мемуарах Мариэтта Шагинян, - крупная, белокурая, весёлая Елена Александровна (жена Потресова-Яблоновского - Авт.), а за ней, едва достигая её плеча, выглянул маленький, чёрный с проседью сам Сергей Викторович Яблоновский. У него одна рука была недоразвита, как-то скрючена с детства; бородка по моде тех лет, тоже с проседью, и страшно любопытные, карие, в густых ресницах глаза, глядевшие, особенно когда он сидел на стуле, будто исподлобья. И часу не прошло, как в столовой, где они приняли меня, /.../ закипел на столе нарядный тульский самовар, появилась свежая белая булка вечерней выпечки, ещё с горячим ароматом пшеницы, желтое масло, взбитое знакомой молочницей, варенье собственной дачной варки...»
В очерке «Мой выкормок. Встречи с поэтессой Мариэттой Шагинян», изданном в эмиграции, Потресов-Яблоновский написал, что подростком Мариэтта Шагинян «прилепилась к нашей семье, стала в доме своим человеком. В течение нескольких лет мы находились в тесной дружбе, и недаром на одном экземпляре своей книги она написала мне: "От вашего выкормка"». Потом она работала его литературным секретарём. Кто тогда мог бы поверить, что она станет автором «Ленинианы», героем социалистического труда и лауреатом Сталинской и Ленинской премий?
С одной стороны - Шагинян с её ленинской эпопеей. А с другой бежавший от Ленина и его власти Потресов-Яблоновский, которого заподозрили в том, что он в Екатеринбурге участвовал в попытке освобождения бывшего царя Николая II.
«В газетке печатал свои ядовитые материалы Сергей Яблоновский»
Во Францию Сергей Потресов попал благодаря Алексею Толстому, приславшему приглашение (когда сам Толстой навсегда вернулся в Москву, то нового приглашения Яблоновскому он, кажется, уже не присылал. Да Яблоновский и не согласился бы вернуться).
Владимир Потресов сказал, что «когда начал делать книгу, то понял, что многое - не знаю». Наверное, для того и создаются подобные книги - узнать самому и рассказать другим. Так интереснее. Когда заранее знаешь всё - интерес уже не тот.
В дореволюционной России Потресов, более известный как Яблоновский, был если не знаменитостью, то очень заметной фигурой. Много лет публиковался в самой тиражной газете «Русское слово». Писал фельетоны, рецензии... Печатался не только в «Русском слове», но и много где ещё («Театр и искусство», «Кулисы», «Рампа и жизнь» ...)
Владимир Потресов объяснил, что родители о предках рассказывали не всё - многое скрывали ради безопасности. Дед-белоэмигрант в Париже (он умер в 1953 году), дядя и тётя репрессированы... Да ещё был дальний родственник - троюродный дед, самый известный из Потресовых в СССР - социал-демократ меньшевик Александр Николаевич Потресов. Тот самый, о котором Ульянов (Ленин) однажды сказал: «Экий подлец, этот Потресов!».
Потресов вместе с Лениным, Плехановым, Мартовым, Верой Засулич и Аксельродом участвовал весной 1900 года в Псковском совещании по созданию газеты «Искра». Александр Николаевич Потресов, как и Сергей Потресов-Яблоновский, тоже умер в Париже, только значительно раньше - в 1934 году.
Дед Владимира Потресова во Франции не пропал - продолжал заниматься привычными делами. Печатался. Его рецензия в газете «Руль» 1930 года о повести Владимира Набокова, публиковавшегося под псевдонимом «Сирин», начиналась так: «Прочёл я сиринского "Соглядатая"... Вот ведь какая штука. Написано в форме Достоевского...»
Вроде бы хвалит, но какими словами? Можно только представить, как реагировал Набоков, презиравший Достоевского. В той же рецензии говорится: «Так вот, чужая форма, и форма, по-моему, не прокатная, а между тем такое это настоящее, сильное, волнующее и большое».
Настоящее, волнующее... Но новаторское. А новаторов Потресов-Яблоновский не любил.
Но и его тоже многие не любили. В мемуарах Александра Вертинского «Дорогой длинною» Потресов-Яблоновский тоже упомянут: «Была кадетская газетка "Руль", редактируемая и издаваемая бывшим членом Государственной думы Набоковым, в которой, конечно, утешали эмиграцию, ругали большевиков, предсказывая их скорый конец. В газетке печатал свои ядовитые материалы Сергей Яблоновский, брызжущий слюной по всякому поводу и без него...»
«Сметая замшелую пошлость...»
Когда Сергей Потресов покидал страну, то рассчитывал, что это ненадолго. Но не вернулся никогда. Была Россия, а стала РСФСР, а потом и СССР.
В тридцатые годы - аресты, доносы... Сын Сергея Потресова-Яблоновского Александр, в отличие от брата Владимира Сергеевича, ареста избежал, но на допрос был вызван и отпущен (слишком уж неправдоподобным получился донос на него). Повезло. Полноценного образования ему, впрочем, получить не дали - происхождение не то. Но как оказалось, призванием его стала фотография. Он даже во время войны, когда вся фототехника была конфискована, собрал фотоаппарат из подручного материала.
Учитывая, что Александр Сергеевич много путешествовал по стране (был инструктором по туризму, участвовал в археологических экспедициях Академии наук), в его объектив попало многое из того, что потом исчезло. Церкви, жилые дома... Особенно это касается послевоенных лет.
Во время презентации в псковской библиотеке показали небольшой документальный фильм «Гибель Арбата». Александр Потресов много десятилетий прожил на Арбате - и до революции ребёнком в большой квартире, и после - в коммуналке. Но активно стал фотографировать свою родную улицу только тогда, когда стало понятно - скоро её не будет.
Арбат собирались снести ещё в тридцатые годы, но не успели. Началась война.
После войны наверстали. Снесли, но не сразу. Особняки и дома, в основном, XIX века постройки ветшали, и их сознательно не ремонтировали. На презентации Владимир Потресов произнёс спорную фразу о том, что Арбат жаль, но спасти его было, видимо, невозможно. Качество домов было не то с самого начала. А к середине ХХ века они пришли в «физический упадок».
Почему-то во многих европейских странах подобные дома сохраняют. И именно они составляют большую ценность и создают дух городов, а не типовые новостройки шестидесятых годов.
Если удалось отреставрировать плёнки фотографа Александра Потресова, то и дома, запечатлённые на этих плёнках, можно было отреставрировать. Это было бы дорого, сложно, но важно. Даже если бы Арбат (или так называемое Приарбатье) не был связан с именами знаменитых людей - таких как Пушкин, Гоголь, Герцен, Хомяков, Чаадаев, Цветаева, Мандельштам... Там даже Ленин останавливался по дороге в Сибирь.
Новый Арбат, несколько десятилетий называвшийся проспектом Калинина, - это такая широкая магистраль в светлое будущее. Какая там старина, если к 1980 году намеревались коммунизм построить?
Исчезли Кречетниковский переулок, Собачий переулок, Собачья площадка (на презентации показали мультфильм «Собачья площадка»)... Зато на доме 19 теперь висит памятная табличка в честь Ахмата Кадырова. Коммунизм не построили, так хотя бы Кадырова увековечили.
Советский поэт Юрий Панкратов, автор книги «Гражданственность - моя держава», по горячим следам сочинил:
Сметая замшелую пошлость
Домов, прикорнувших горбато,
Ведутся на полную мощность
Работы в районе Арбата
Это тот самый Панкратов, на которого Александр Иванов написал пародию:
...Обижаться я не вправе,
но придётся потрудиться,
о своей чертовской славе
сочиняя небылицы.
«Замшелая пошлость», она же - подлинная история. Здания говорят сами за себя правдивее, чем мемуаристы. Хорошо, что есть фотографии.
Живая Москва - это не Кремль, не ГУМ и тем более не мавзолей. Это жилые дома, в которых москвичи спят, готовят завтраки и ужины, убаюкивают детей, сочиняют стихи, поют песни... И о которых вспоминают - с нежностью.
***
«Семейная хроника» Сергея Аксакова (он тоже имел отношение к Арбату) заканчивается словами: «Прощайте, мои светлые и тёмные образы, мои добрые и недобрые люди, или, лучше сказать, образы, в которых есть и светлые и темные стороны». Наверное, все хроники можно завершать чем-то подобным. Прощаться, но не расставаться. Есть книги, к которым всегда можно обратиться. С недавнего времени одной семейной хроникой стало больше.
Алексей ВЛАДИМИРОВ